Михаил Катюричев - Эквилибрист. Путь долга [litres]
– О, сэр Луиджи! – Маг, кажется, немного пришел в себя. – Как же вы так?
– Подставился по глупости, – поморщился фехтмейстер.
– Какого-то дворянчика из чужаков полез спасать, дурень старый, – прокомментировал со своей лежанки Сэм, – вот и подрезали его.
Едва маг опустился на скамью, в караулку ворвался молодой парнишка:
– Господин барон, господин Васкар, там это, того. – Чуть отдышался и продолжил: – Это, значит. Солдаты у лесной заставы. Десятник Хоуп, значит, сказать велел: «Траген. С дружиной».
Барон устало выругался и потребовал принести перо и бумагу. Попытался взять перо, выругался еще раз и велел писать Карстену. Диктовал по-горски, так что Васкар не понял ничего, только отметил удивление сотника. Глядя на осунувшееся лицо, трясущиеся руки, Годвер вдруг поймал себя на жалости к Старику и удивился. Вот уж кого-кого, а темного… нет, никогда не было таких мыслей.
– Годвер, очнись! – Даркин уже закончил диктовку. – Проводишь меня до замка. Карс, ты понял, что делать.
– Так точно, ваша светлость!
– Мэтр, вы уверены? Хоть охрану какую с собой возьмите. – Васкар с жалостью посмотрел на мага, едва удерживающегося в седле.
– Хоуп уже там, а больше и не нужно, – отмахнулся барон. – Толку-то? Так что ты давай в замок, порядок наводи. А я проедусь, побеседую с дорогим соседом.
Годвер покачал головой, но спорить не стал: знал, что бесполезно.
Мага принесли под вечер. Барон был чуть жив, а тащивший его мальчишка выглядел немногим лучше. Пока ждали лекарку, капитан попытался узнать хоть что-то.
– Не знаю, что произошло, – покачал парень головой. – Я на дереве сидел, оттуда все видел. Заставу-то сожгли, вот меня десятник и послал на дерево лезть, значит. Эти, пришлые-то, стояли спокойно, ждали. А потом го…
Парень закашлялся, харкая кровью, но чуть позже продолжил:
– Господин барон, значит, приехал когда, один-то, они с их светлостью говорить стали. Я-то и не слышал ничего, но мирно говорили вроде. И этот, громадный их, светлость который, уже и людям своим рукой махнул: уходим, мол. Ан тут-то наш и взорвался. Словно в облако превратился многорукое и как начал крушить все вокруг, и своих, и чужих, не разбирая. И жуть меня такая пробрала, что чуть с дерева не упал. В ствол покрепче вцепился, глаза зажмурил да только молитвы шептал, а кому – не вспомню. А как отпустило, я и смотрю: мертвые все, деревья словно после пожара да барон в стороне лежит и не движется. Ан нет, живой оказался. Я его взвалил на спину, значит, и пошел. А как к деревне вышел и наши заметили – помогли.
Парень снова закашлял, глухо, страшно. Умер он к утру, и Марфа-лекарка только руками разводила. А к барону в спальню заходить отказалась, хоть казни ее.
Холод и тьма. И пустота, лишь серебряная нить под ногами, протянутая из бесконечности в бесконечность, да маленькая теплая звездочка где-то впереди. Такое уже было, там, после Кермонта: мертвая пустота, серебряная проволока, впивающаяся в ноги, и предельное напряжение в попытке удержать равновесие. Вдруг проволока под ногами начинает покачиваться чуть не в такт, словно кто-то неведомый идет позади, на полшага не попадая в ритм. Обернуться нельзя, и это нервирует, заставляет непроизвольно ускорять шаг, отвлекает. А подобные ошибки недопустимы, и вот уже кровь из разрезанных пальцев, пятнающая серебро, стон сквозь сжатые зубы и судорожные попытки вырвать у судьбы еще секунду. И секунды, растягивающиеся в вечность, слабеющие пальцы и неминуемость падения, превращающая вечность в ничто.
Тьма вдруг ожила, обретая суть, и все исчезло.
– Что это? – поднимаюсь с пола.
В этом сотканном из тьмы мире все условно: плоскость под ногами – пол, ощущение ограниченности пространства – стены. Даже сама Тенэбрэ не потрудилась придать себе человеческий облик – сгусток мрака, не более.
– Ты сорвался. Это должно было произойти, это произошло.
– И… что дальше? – Становится не по себе.
– Дальше? Ничего. Или Ничто, как больше нравится. Ты почти смог остановиться, но хаос уже в тебе. Держать равновесие станет сложнее. То, что давило снаружи, уже внутри, оно постепенно будет разъедать тебя, твою душу. Ты будешь срываться все чаще, все сильнее окунаясь в стихию, и в конце концов она поглотит тебя полностью. Сила твоя будет велика, но безумие настигнет раньше. Это может занять год, может вечность, но конец один.
– Откуда такие подробности? – Умру я не сейчас, это радует.
– Видела. – Неразговорчива сегодня хозяйка. Подробности интересные. Она настолько хорошо знала Ригуса, последнего из разрушителей? Любопытственно.
– Расскажете?
– Нет. – Словно высверк лезвия.
– И… что посоветуете? – Если уж она так хорошо разбирается в вопросе.
– Сопротивляться. – Пространство пошло рябью, Тенэбрэ улыбнулась. – Не нервничать, аккуратней использовать силу, не переутомляться. Впрочем, это бесполезно. Но ты можешь попытаться. Пространство постепенно начало таять.
– Встретимся еще, легат. – От последних слов повеяло смертью. – Надеюсь, не скоро.
Тело уже почти оправилость, но я все равно стараюсь не совершать резких движений. Ни резких движений, ни резких эмоций – облокотившись о парапет смотровой площадки, наслаждаюсь прохладным ветерком и по-весеннему ярким солнышком. Покой и умиротворение, так бы и наслаждался видами целую вечность, но дела, увы, ждать не будут.
– Сколько меня не было?
– Пять дней, мой лорд. – Голос у Карла с хрипотцой, простудился, что ли? Вот ведь педант – все еще хромает, но дотащился на самый верх донжона, чтобы испортить мне настроение. В смысле доложить о крайне срочных делах, требующих моего участия. Ник тоже рядом, готов помочь отцу. Кажется, эта заварушка с обороной замка здорово их сблизила.
– Докладывай, – вздохнул я.
– Силами крестьян и гарнизона все тела нападающих убраны и похоронены. Список трофеев и их приблизительная стоимость…
– Позже, – отмахнулся я, не отрывая взгляда от белых вершин.
– Мирного населения погибло двенадцать крестьян в деревнях и семь слуг в замке. Лесная застава полностью разрушена. Стоимость восстановления, а также ремонта укреплений в ущелье уточняем. О состоянии дружины лучше расскажет комендант.
– Наши потери – пятьдесят шесть человек, – после некоторой паузы начал Васкар. – Отец Талер уже совершил все необходимые обряды. Люди похоронены на кладбище за рекой. Тяжело раненных – двадцать семь человек, остальные уже в строю.
Любуюсь отблесками на тяжелой, почти черной воде. Лейса так и не замерзла. Словно черная змея, поблескивая чешуей, река уползала в скалы. Летом, укрытые пестрым разноцветьем, они красивее, а сейчас – серые и холодные.
– Собери два десятка бойцов и отправляйся в столицу. Лично. Ты должен доставить сюда Ниаминаи и Александра. Возьми карету.
– Мэтр, на дорогах сейчас опасно, – чуть слышно звякнул металл. Есть у Годвера такая привычка – теребить бляхи на поясе, когда нервничает или сердится. – Горцы прошли через Келдонский лес и…
– Они еще не возвращались?
– Н-нет. – Вопрос сбил капитана с мысли. – Геквертиш! Мэтр, объясните, что происходит? Три сотни горцев спускаются в беззащитную долину и мирно идут себе дальше, грабить укрепленные замки! Так не бывает!
– Племя Арима наши соседи и в какой-то мере друзья. С чего бы им нас грабить? – оглядываюсь через плечо.
– Да не надо мне в уши-то дуть! – Он сейчас оторвет эту пластинку, честное слово. – Объясните толком! А то все уже в курсе, Карс, сын собачий, скалится и все на вас кивает: мол, барону виднее. Один старый комендант места себе не находит да за безопасность радеет! И не рассказывайте мне сказку, что вы мирно с ними договорились. Я не маленькая девочка, чтобы в подобное верить! Они что, ваши вассалы?
– Нет, что ты. Аримами управляет совет старейшин. А вот все военные вопросы решает дроттин, то есть военный вождь. И когда оказалось, что оспорить право дроттина можно в поединке… я не удержался. Так что управлять-то я племенем не управляю, но вот с кем и когда аримы воюют, решаю я. Почему, думаешь, горцы в том походе ударили по Мэлгу, а не по Ривертэйну? Аримы, кстати, тогда неплохо обогатились за счет обескровленных соседей, так что и им от подобного «вождя» есть польза.
– И все равно я бы не стал рисковать, доставляя детей через земли, где бесчинствуют варвары.
– Хорошо, подождем. Хольды аримов не идиоты и понимают, что все нужно сделать быстро. Еще что-то?
– Пленные, ваша светлость.
Сеньор Луиджи? Ах да, это же его земляки.
– Вон те, что ли? И что с ними?
